РАССКАЗ

Кузьмичу снилось, что стоя перед огромным зеркалом, он собирается бриться, как вдруг помазок с мыльной пеной сам начинает двигаться над верхней губой и щекотит, щекотит, щекотит. Кузьмич хрюкнул от смеха и проснулся. Лежащий на его животе кот Телька плавно водил пушистым хвостом у него под носом и ласково мурлыкал.

– Брысь, брадобрей! – прикрикнул на кота Кузьмич и оглушительно, со смаком, чихнул. И как часто это случалось в последнее время, верхняя вставная челюсть покинула своё место и приземлилась где-то в районе буфета и стола. Огорчённо чертыхаясь, Кузьмич сполз с кровати, кряхтя стал на четвереньки и принялся исследовать пол, попутно размышляя о том, что протезы стали ни к чему не годны, что с ними можно безболезненно и без страха только пить, а уж остальное: есть, кричать, чихать и сморкаться – крайне опасно. Он бы, наверное, ещё долго ползал по полу, но Телька как всегда помог: заскочив под стул, он игриво выгольнул оттуда пропажу и подкатил её к уныло сопящему Кузьмичу. Тот уже хотел было подняться, как кот, словно фокусник, выкатил из под стола ещё один такой же предмет. "Вот те на", – Кузьмич удивлённо смотрел на два протеза, искренне думая, что после вчерашнего у него двоится в глазах.

Из этого состояния его вывел Петрович, с испуганным лицом влетевший в комнату. Увидев Кузьмича с зубами в руках и выхватив один экземпляр, облегчённо вздохнул:

– Фу, слава богу, думал уж на улице обронил, Степанида всю плешь переела: то деньги жалеет, то меня, вот ведь незадача, и что они от всякой ерунды выскакивают, хоть привязывай. Кузьмич, глядя как Петрович управляется со вставной челюстью, старался вспомнить что-то важное, связанное с телевизором и с зубами, но голова после вчерашнего соображала плохо и, вздохнув, он смирился, достал припрятанную на тяжёлый день бутылку пива.

Утолив жажду, друзья вынули из пачки по папироске, Петрович потянулся включить телевизор, и вдруг Кузьмич вспомнил, что не давало ему покоя.

– Подожди, – заорал он так громко, что Петрович с испуга аж подскочил. – Вспомни, мы вчера с тобой рекламу смотрели, ну про зубы, про бабу, про яблоко, ну вспомни! – Петрович испуганно посмотрел на возбуждённо подплясывающего Кузьмича.

– Так мы много чего смотрели, да и не верю я рекламе, помнишь, мы прошлый год из-за неё внучке моей шестимесячной вместо памперсов прокладки подарили?

– Да мы просто перепутали, – отмахнулся Кузьмич, – кто их разберёт: те с крылышками и другие тоже. А тут – зубы! Вот слово на языке вертится, а вспомнить не могу, похоже вот ну, ну вот когда мужик с быком дерётся – как это называется?

– Белая горячка, – убеждённо ответил Петрович.

– Тьфу ты, – сплюнул Кузьмич, по привычке сноровисто поймал на лету вновь выпавшую челюсть и включил телевизор. Битых два часа друзья пялились в него, Петрович уже задрёмывать после пива стал, когда Кузьмич радостно завопил:

– Во, "Корега" называется! Вот она баба с зубами, "Корега", значит, запишем, купим, намажем и всё – мучениям конец!

Сказано – сделано. В местной аптеке, куда друзья отправились тотчас же, как только выпросили денег у жён, этой самой "корриды" не оказалось, нужно было ехать в райцентр. Но и это не остановило решительно настроенных мужиков. Дождавшись автобуса (благо погода была тёплой, шёл мелкий снег, дул ласковый, почти весенний ветерок), через полчаса друзья уже были в райцентре. Отыскали аптеку, приобрели желаемое. Автобус в домашнюю сторону шёл через час. От нечего делать старички прошлись по местным магазинам, но, увы… денег осталось только на обратную дорогу. "Корега" стоила для их кошельков дороговато. Наконец, усталые, уселись на лавочку около автовокзала.

Пошарив в карманах полушубка, Кузьмич отыскал чёрствый сухарь, неизвестно с какого закусона оставшийся, долго вглядывался сначала в сухарь, потом в инструкцию по применению, и, наконец, вытащив зубные протезы, начал сосредоточенно капать туда препарат. Увлечённо наблюдавший за ним Петрович посоветовал лить больше и размазывать лучше, больно уж масса какая-то бесцветная. Кузьмич старался от души. Обильно смазав, он водрузил протезы на место и, сжав зубы и выпучив глаза, стал ждать.

Шло время. Петровичу уже надоело глазеть на неподвижно сидящего друга. Вытащив из его руки сухарь, он ткнул Кузьмича. Тот хотел открыть рот и показать блестящий результат да так и замер с вытаращенными глазами. Рот не открывался. Зубы накрепко приклеились друг к другу. Ещё несколько минут Кузьмич мучительно старался расцепить зубы, но безрезультатно. Очумевший от такого сногсшибательного результата Петрович молча наблюдал как Кузьмич, мыча приплясывает на месте, машет руками, безуспешно пытаясь что-то сказать. Вокруг начала собираться толпа. Некоторые сердобольные зрители, не понимая в чём дело, бросали в валявшуюся шапку монетки. Какой-то молодой парень протянул несчастному бутылку пива, но тот так замычал и задёргался, что парень поспешил отойти. Наконец, Петрович опомнился, усадил плакавшего Кузьмича на лавочку и приказал успокоиться:

– А то ещё ненароком задохнёшься, сиди, скоро автобус, в нём трясёт, колдобины-то у нас будь здоров, может и выпадут, зубы-то.

Не тут-то было. Ядрёный клей попался. До самого дома Кузьмич и языком, и руками пытался вытащить протезы изо рта.

Дома Петрович полчаса втолковывал Дарье, зачем им нужен доктор. Дарья же наотрез отказалась идти позориться, сказав, что так даже лучше: меньше пить и ворчать будет. Вконец раздосадованный Петрович пригрозил, что её посадят в тюрьму за неоказонную помощь умирающему человеку, который по причине склейки зубов не может, ни есть, ни пить и скоро отдаст богу душу. Наконец, Дарья убежала, а Петрович как мог, успокаивал Кузьмича.

Медсестра Глашка, быстроглазая вертушка, пока орудовала во рту Кузьмича и мазала какой-то мазью, время от времени фыркала и хихикала. Кузьмич же периодически менялся в лице: от белого до багрового и обратно. Когда, наконец, его лицо приобрело какой-то синюшный оттенок, злополучные челюсти были изъяты.

Кузьмич свалился без сил. Когда ушла медсестра, перестала причитать Дарья, и задремал измученный Кузьмич, Петрович начал собираться домой. На улице он вытащил из кармана злосчастный препарат, подозрительно посмотрел на него и, размахнувшись, закинул в сугроб, от греха подальше.

– "Вот ведь и реклама иногда не врёт", – подумал, натягивая поглубже ушанку на уши.